Когда началась война, в самые первые часы, я находился недалеко от аэропорта. У меня было запланировано выступление на одном из заводов. Я сидел в комнате и ждал своего времени. Из этой комнаты был виден аэропорт с окна. Я заметил, что-то неладное. Через некоторое время я увидел самолеты. Поначалу мы не поняли, что происходит. Затем сообщили, что на нас напали и нанесли удары по аэропорту «Мехрабад». Я вышел и выступил на том собрании, где рабочие ждали моего выступления. Мое выступление продлилось не больше 4-5 минут. Я сказал, что я тороплюсь. Мне нужно идти ... На нас напали ...

Я пришел в объединенный штаб. Там все уже собрались. Там были покойный мученик Раджаи, мучник Бехешти, господин Банисадр, все собрались. Мы стали обсуждать, что нам делать? Кто-то сказал (а может быть и я предложил), что в первую очередь необходимо поговорить с народом. Ведь народ не знает, что произошло. Мы еще не понимали всей масштабности ситуации; не знали, сколько городов подверглись нападению. Мы только знали, что ударам помимо Тегерана, подверглись и другие города. Я предложил подготовить заявление. Это было примерно два-три часа дня, до послания Имама (да будет доволен им Аллах!). Мне сказали, чтобы я сам составил текст. Я отошел в сторону и набросал текст. Пришли работники радио и этот текст я зачитал; в эфир пошел мой голос. Эта запись, наверняка, хранится в архиве Гостелерадио Исламской Республики. Несколько дней мы находились в штабе; 4-5 или 5-6 дней, мы находились в штабе. Я даже домой не ходил. Может быть на час, пару часов приходил домой, но основное время и днем и ночью мы находились там.

Постоянно поступали звонки из Дезфула, Ахваза и других городов. Все говорили о недостатках средств: не хватало сил, не хватало боеприпасов, не хватало возможностей. Когда встал вопрос о нехватке сил, я подумал, что могу сделать кое-что. Я могу поехать в Дезфул, находиться там, распространять листовки и призывать молодежь. Такая мысль меня настигла. Требовалось получить разрешение Имама. Я не мог отправиться без разрешения Имама. Я приехал в Джамаран. Я предполагал, что Имам не согласится. Имам обычно не соглашался с некоторыми нашими такими действиями,  поездками и прочими. Я попросил покойного хаджи Ахмада передать Имаму, что я хочу отправиться и попросить его разрешения на фронт, поехать в Дезфул, и я попросила его, чтобы он посодействовал, чтобы Имам позволил мне поехать. Хаджи Ахмад согласился. Мы вошли в комнату. Войдя в комнату, я увидел несколько человек. Среди  них был и покойной Чамран. Я сказал Имаму: я думаю, что если я отправлюсь в зону боевых действий от меня будет больше пользы, чем я буду здесь сидеть. Позвольте мне отправиться на фронт. Имам, не колеблясь, сказал: хорошо, поезжайте. Вопреки моему ожиданию, а я думал, что Имам не согласится, Имам без каких-либо колебаний сказал: отправляйтесь. Когда мне сказали, отправляйтесь на фронт, что меня очень обрадовало, покойный Чамран сказал, позвольте и мне поехать. Имам сказал: и вы поезжайте. Я повернулся к Чамрану, покойному Чамрану и сказал: Вставай! Чего ты ждешь? Поехали! Когда мы вышли, была первая половина дня. Я хотел, чтобы мы сразу же отправились, но покойный Чамран попросил подождать до вечера. Я был один, т.е. я не хотел брать кого-то с собой, я один хотел поехать, но у покойного Чамрана были свои люди. Потом уже в поездке я увидел, что это 60-70 человек, о которых он говорил. Они поехали с нами. Они тренировались вместе с покойным Чамраном, работали, были натренированными и он хотел взять их с собой. Поэтому ему необходимо было собрать их. Он сказал мне, чтобы я подождал до вечера и сказал, что поедем не в Дезфул, а в Ахваз, потому что Ахваз в этом плане был более оптимальным. Я согласился. Покойный Чамран в этом деле знал больше и разбирался лучше меня, поэтому я согласился. Я пришел домой и простился с семей. У меня было 6 или 7 телохранителей. Я сказал: я отправляюсь на войну, поэтому вы свободны. Здесь вы охраняли меня от смерти, а  я отправляюсь на войну, а там телохранители не нужны. Они расстроились до слез и попросили взять их с собой. Я сказал им что не могу взять их с собой, однако они не оставляли меня в покое. Сказали: заберите нас с собой не в качестве телохранителей, а просто в качестве сопровождения. Мы тоже хотим отправиться на фронт, заберите нас с собой. Я согласился и они поехали с нами, и были с нами до самого конца.

К концу дня мы тронулись в путь с покойным Чамраном. Мы поднялись на борт самолета Си-130 и отправились в Ахваз. В Ахвазе была кромешная тьма. Я видел, что пишут романы о том, как обстоят дела в зоне боевых действий и скажу вам, что реальность в корне отличается от того, что пишут во всех романах. Я видел вблизи зону боевых действий, т.е. Ахваз в первые дни войны и некоторое время находился там. Скажу вам, что уважаемые писатели романов, лишенные революционного духа, которые хотели отразить в своем произведении войну, то, что они написали об Ахвазе в корне отличается от действительности. Аналогично обстоит дело и с романами, написанными о других местах. Одно произведение я видел о Тегеране, оно тоже не соответствует действительности. Т.е. они не хотели правильно показать реалии. На арену должны выйти наши писатели, должны писать наши романы и написать об этом в своих произведениях. Если мы не будем писать, другие будут писать по-другому.

Итак, мы прилетели в Ахваз. В Ахвазе была кромешная тьма. В темноте мы прошли на базу 92-й дивизии. Там мы разместились. Позже мы переехали в здание областной администрации и там остались уже до конца. В первую же ночь, как только мы приехали, покойный Чамран собрал своих людей и сказал, что они отправляются на операцию. Я спросил, что это за операция? Он сказал: мы идем брать танки. У меня с собой был автомат Калашникова, это был мой личный автомат, я спросил, могу ли я с ними пойти? Он утвердительно ответил. «Ничего в этом страшного нет, пойдемте и вы с нами», - сказал он. Я снял с себя чалму, абу, рясу, мне выдали широкую неудобную солдатскую форму и вечером мы вышли. Хотя у меня не было ни подходящего оружия, то есть подходящего для «охоты» на танки, ни военной подготовки. Ведь с АК никто не ходит брать танки, хотя и у них не было ни РПГ, ни другого тяжелого оружия. Они тоже вышли налегке. Мы вышли на танки, но так ни с чем и вернулись.

Выступление на вечере памяти, посвященном Священной обороне, 26 сентября 2018 года